АЛЕКСАНДРА ГАСТОНОВНА ВЯЗЕМСКАЯ

Именно этот флаг был символом несгибаемой воли сошедших на берег моряков Черноморского флота при защите осаждённого Севастополя, организованной адмиралом Нахимовым. Среди его бесстрашных офицеров в составе 10-й Приморской батареи отчаянно воевал и был контужен дед нашей героини, впоследствии вице-адмирал Пётр Афанасьевич Чебышёв (1820–1891). Но обо всём по порядку.

Чебышёв родился в Аладино — калужском имении своего отца. Его фамилия, равно как и фамилия его родственника и однофамильца Пафнутия Львовича, известного математика, правильно произносится через «ё», с ударением на последний слог. Жена вице-адмирала Юлия Григорьевна (рождённая Польская), дочь русского флотоводца, и две дочери Александра и Валентина ежегодно, когда у главы семейства появлялась возможность, выезжали на отдых в Париж.

Однако юношеские воспоминания о прекрасной Франции у барышень Чебышёвых были связаны не только с архитектурой французской столицы. Именно здесь 14-летняя Александра испытала первую симпатию к молодому человеку, а данная ею клятва верности спустя годы привела влюблённых к алтарю. Забегая вперёд, скажем, что брак был счастливым. Они прожили долгую жизнь и умерли, как в сказке, почти в один день — осенью 1919 года в Петрограде, где и были похоронены в Александро-Невской лавре.

Избранником Александры Петровны стал Гастон Эшен, принадлежавший к известному во Франции патриархальному роду бельгийского происхождения. В Париже он владел приличным участком земли в Пасси, где в настоящее время построен выставочный комплекс Трокадеро. После краха Лионского банка, в котором хранились семейные средства, Гастон и Александра переехали в Россию. Гастон получил место в правлении Макеевских металлургических заводов, финансируемых французским капиталом. У них родились две девочки, которых в духе наследуемых семейных традиций также назвали Александрой (Сашенькой) и Валентиной (Линочкой). В духе этой же традиции в роде дворян Сиверсов, о ком пойдет речь далее, всех мужчин называли Александрами.

Наша героиня была очень резвым ребёнком и среди сверстников явно отличалась смекалкой, которую использовала исключительно в своих детских корыстных интересах. Её родная сестра Лина внешне была похожа на Сашеньку, однако разница характеров была заметна с детства. Девочек воспитывали в строгости, ведя по французской системе бесконечные разговоры о «долге». Лина училась добросовестно, часами просиживая за книгами, усадить же за них Сашеньку было делом весьма нелёгким. Она считала, что на свете есть вещи гораздо более интересные, чем учебники. Если Валентина всегда тяготела к размеренному образу жизни — и когда впервые выходила замуж за сотника лейбгвардии казачьего полка Н. Н. Курнакова, и когда становилась французской графиней де Герн, то Александра, наоборот, отдавала предпочтение лёгкому, весёлому времяпровождению под сенью восторженных взглядов представителей высшего света. Её интересовали все назревающие и уже обсуждаемые интриги, информацию о которых она впитывала, как губка, и охотно делилась ими со сверстницами. Особенную привлекательность Александре придавала «седая прядь на фоне тёмных вьющихся волос, которая появилась в возрасте 18–19 лет и составляла интересный контраст с её молодым, подвижным лицом».

Сёстры вышли замуж одновременно. Венчание двух пар состоялось 20 октября 1891 года в петербургской церкви Пажеского корпуса на Садовой. Первый муж Александры Гастоновны, впоследствии известный историк, генеалог и нумизмат Александр Александрович Сиверс (1866–1954), происходил из прибалтийского дворянского рода, одна из ветвей которого в XVIII веке была возведена в графское достоинство. Апокрифические версии утверждали, что родословная его матери вела к незаконнорождённой дочери светлейшего князя Потёмкина и Екатерины Великой. Портрет этой таинственной особы, носившей фамилию Темлицына (от смешения фамилий Потёмкина и её крёстной матери княгини Голицыной), кисти Боровиковского выставлен в Третьяковской галерее, причём с ошибочной подписью: «Е. Г. Тёмкина».

Александр Александрович, в то время занимавший видный пост в министерстве императорского двора и имевший придворное звание камергера, заслужил себе репутацию делового порядочного человека, которого после строительства курируемых им мощных оросительных сооружений и хлопкоочистительного завода в Байрам-Али в шутку стали называть «отцом русского хлопка». В семье родились дети — дочь Татьяна (1892–1981) и сын Александр (1894–1929).

Весёлый нрав Александры Гастоновны, который она объясняла наличием французской крови, постоянно требовал публичного внимания и вращения в обществе. Интересы же её мужа, наоборот, жаждали усидчивости, аналитической деятельности, тишины. Поэтому он всё чаще и чаще, углубляясь в сферу своих увлечений, поручал друзьям и сослуживцам сопровождать молодую жену в театры, на балы и иные светские мероприятия. В итоге данная ситуация привела к вполне логическому завершению. К Сиверсу с просьбой предоставить Александре Гастоновне свободу обратился его помощник по должности Николай Борисович Шереметев, признавшийся, что любит его жену. Попытки супругов сохранить брак не увенчались успехом, окончательный разрыв произошёл в 1898 году.

Влившись в многочисленный клан Шереметевых, Александра Гастоновна оставила детей бывшему мужу. Её поступка никто не одобрил. Одни своё отношение к произошедшему скрывали, другие не утруждали себя необходимостью сдерживаться на этот счёт. Новое аристократическое положение позволило нашей героине вращаться в среде лиц высокого звания, ещё больше расширить и без того немалый круг знакомств. Николай Борисович, с которым Александра Гастоновна проживала во флигеле Странноприимного дома графа Шереметева (Шереметевская больница, известная ныне как больница Склифосовского), со временем занял освободившееся место начальника Московского удельного округа. Семейная пара переехала в престижный казённый особняк на Пречистенском бульваре.

Из письма её дочери Татьяны Александровны:

«29.05.1963 г.

Москва… я к ней привыкла и проезжаю мимо Удельного дома на Пречистенском бульваре совершенно спокойно. Кстати, на заделанном окне моей бывшей классной, а потом гостиной, водружена мемориальная доска с барельефом Тургенева (что очень приятно). Иван Сергеевич постоянно останавливался в этом доме у своего приятеля Маслова, бывшего, как и Николай Борисович Шереметев, начальником Московского Удельного округа».

Новое назначение позволило решить вопрос о переезде к ним дочери Александры Гастоновны после более чем пятилетней разлуки, и этот отрезок жизни нашей героини можно отнести к самому светлому периоду в череде последующих событий. Надо сказать, что Николай Борисович без восторга принял высокую должность. Он был записным театралом, тяготел к Малому театру и с годами полностью «утонул» в сценических проблемах. Пробовался в спектаклях и играл небольшие и несложные роли под своим неизменным псевдонимом Юрин. «Будучи человеком скромным и не имея преувеличенно-высокого мнения о своих актёрских способностях, он всё же считал своим искренним призванием — сцену». Шереметев с упоением организовывал домашние постановки с участием молодёжи, охотно приглашал друзей — актёров, «которые широким потоком хлынули на анфилады Удельного дома. Тут были и знаменитости — М. Н. Ермолова, О. О. Садовская, А. И. Южин».

Как водится, творческая среда сопутствует свободе нравов, которая у Николая Борисовича усугубилась ещё и по линии чрезмерного увлечения горячительными напитками. Эта напасть не оставляла его и в заграничных путешествиях, куда семья ежегодно старалась выбраться. Всевозрастающее увлечение театром у крупного чиновника удельного ведомства стало приобретать форму восторженной эйфории, а предметом маниакального воздыхания стала актриса Елизавета Ивановна Найдёнова, которая отнюдь не жаловала своего самопровозглашённого рыцаря. Окончательное объяснение Александры Гастоновны с мужем произошло в 1914 году, после чего начался второй бракоразводный процесс.

Развод был оформлен быстро, и уже 15 июля Александра Гастоновна стала княгиней. Венчание с князем Владимиром Алексеевичем Вяземским, вопреки несбывшимся уговорам её сестры воздержаться от данного шага, состоялось в церкви Николая Морского. Валентина Гастоновна, как всегда практично, полагала, что Вяземский, будучи намного моложе своей жены, обязательно бросит её, оставив на улице. Как только князь узнал об этом, он тотчас перевёл на Александру Гастоновну своё калужское имение Попелево, заявив её сестре: «Теперь Ваша сестра может меня выгнать, а уж никак не я — её!»

Владимир Алексеевич был давним другом Бориса Аксаковаего предком был Сергей Тимофеевич Аксаков, известный всем автор "Аленького цветочка", мужа дочери Александры Гастоновны, которая о новом замужестве матери узнала, находясь в свадебном путешествии в Египте.

В 1950-х годах, будучи в изгнании в Аргентине, брат Бориса Сергей Сергеевич с юмором рассказывал, как оба друга одновременно сватались: один — к матери, а другой — к дочери.

Знакомство нашей героини с Натальей Сергеевной Брасовой произошло в начале войны в доме одной из их общих знакомых. Сразу возникшая взаимная симпатия, впоследствии переросшая в искреннюю дружбу, привела к тому, что Брасова взялась за воссоединение своей новой подруги с князем Вяземским, который был призван на военную службу и направлен в Воронежскую губернию, в Острогожскую школу прапорщиков.

Брасова уже состояла в браке с Великим Князем Михаилом Александровичем. Она познакомилась с ним в Гатчине, куда переехала со вторым мужем, Владимиром Владимировичем Вульфертом, офицером лейб-гвардии кирасирского Её Величества полка — «синих», или «гатчинских», кирасир. Михаил Александрович как обычно сопровождал свою сестру — Великую Княгиню Ольгу Александровну, которая, находясь в неудачном браке с принцем Петром Ольденбургским, увлеклась сослуживцем Вульферта, своим будущим мужем Николаем Александровичем Куликовским.

Отношение императора Николая II к поступку брата, его морганатический брак стали причиной многих неурядиц и светских пересудов. Татьяна Александровна Аксакова (Сиверс) писала о Брасовой:

«31.08.1963 г.

Мать её чистокровная полька. Первый муж был Мамонтов, а 2-ой Вульферт, синий кирасир… Это был довольно образованный позёр, разбирающийся в искусстве, но, по-видимому, не очень щепетильный в моральных вопросах, т. к. за развод он взял с Михаила Александровича 200 тысяч рублей. (Мой отец, который ведал «опекой» над имуществом Великого Князя во время его «опалы», заплатил Вульферту эту сумму из средств последнего по его распоряжению)».

С началом войны Великому Князю Михаилу Александровичу было разрешено вернуться в империю и поручено командование формирующейся Туземной дивизией, более известной как «Дикая». Его бессменным ординарцем стал князь Владимир Вяземский. Дивизия состояла из шести полков, куда входили кабардинцы, черкесы, ингуши, чеченцы, дагестанцы и татары, высоко ценившие личную отвагу и боготворившие своего командира, между собой называя его «наш Михайло».

Взаимная поддержка, которую Наталья Сергеевна и Александра Гастоновна оказывали друг другу, ожидая находящихся на фронте мужей, крепко связали по жизни этих женщин, чьи судьбы и так были очень схожи. Дочь нашей героини вспоминала: «Наталья Сергеевна ни на шаг не отпускала маму, с которой ей, по-видимому, было весело и приятно. (Моя мать обладала исключительным даром создавать уют для окружающих.) 12 октября (1916 года. — А. К.) мама, однако, сказала: «Ну, сегодня Танин день рождения, и я вас покидаю». После чего Михаил Александрович предложил всем вместе ехать поздравлять новорождённую, а Наталья Сергеевна напомнила, что сначала надо запастись подарком. Двумя часами позднее автомобиль с императорским штандартом остановился у подъезда офицерского флигеля Кремлёвских казарм. Из него вышли Великий Князь, Наталья Сергеевна с подарком в руках (это была вышитая чайная скатерть), мама, Вяземский и Николай Николаевич Джонсон (секретарь Великого Князя. — А. К.). Наша квартира огласилась смехом и приветствиями в мою честь»

Революционные события 1917 года внесли хаос не только в систему государственного управления: до основания были сломаны судьбы миллионов соотечественников, которые так и не смогли определить своего места в «классовой борьбе». В начале 1918-го Александра Гастоновна с дочерью жили в Калужской губернии: «В начале февраля весь Козельск заговорил о «Варфоломеевской ночи», когда все дворяне и буржуи будут уничтожены. Неясен был только вопрос об участи детей до четырёх лет. По одной версии им предстояло быть убитыми, а по другой — нет».

Спешно собрав вещи, семья сорвалась с насиженного места, но куда?! Татьяна Александровна вспоминала: «Мама ехала в других санях, держа на коленях старинную икону Фёдоровской Божьей Матери. По её лицу текли слёзы: на жизнь в Попелеве она возлагала большие надежды и многим пожертвовала для её устройства. И всё же я поражаюсь, с какой красивой лёгкостью мы (я говорю о дворянстве) расставались с материальными ценностями.

Причина «красивой лёгкости», может быть, была та, что жизнь ежеминутно выдвигала другие, более важные проблемы, от которых «дух захватывало», и среди них проблемы «родины», слова, звучащего в ту пору достаточно сильно».

Постановлением Совнаркома за подписью Ленина от 9 марта 1918 года бывший Великий Князь Михаил Александрович и его секретарь Джонсон были высланы в Пермскую губернию до особого распоряжения. Жить им оставалось три месяца. Они были убиты в ночь с 12 на 13 июня, за пять недель до расстрела в Ипатьевском доме (реабилитировали Великого Князя совсем недавно — 8 июня 2009 года).

Вскоре после исчезновения Михаила на своей гатчинской даче была арестована Наталья Сергеевна и доставлена на Гороховую. Княгиня Вяземская, находившаяся с ней в то время, добившись свидания с подругой, была ошеломлена тем, что Брасова абсолютно не отдавала себе отчёт в происходящем. Все десять минут свидания она упрекала Александру Гастоновну в том, что та не смогла вернуть бисерную сумочку, которую Наталья Сергеевна забыла в кабинете Урицкого после допроса: «Ах, Саша! Какая ты невнимательная! Ты же знаешь, как я любила эту сумочку!..»

К концу 1918 года ситуация стала ещё хуже. В Москве происходили повальные обыски.

Из дневника Ольги Геннадьевны Шереметевой, свояченицы Николая Борисовича:

«24/11 ноября 10 ноября вечером, около 10 часов ночи, в большой дом (дом Шереметевых на углу Воздвиженки и Шереметевского переулка, позже улицы Грановскогоныне Романовского переулка. — А. К.) приехало несколько автомобилей с чекистами. Петерс во главе. Ворота заперли и произвели обыск. Увезли всю переписку Сергея (графа Сергея Дмитриевича Шереметева. — А. К.), все золотые вещи, дневники, в общем, на 10 000 000 рублей золотом. Приехали, видимо, с целью арестовать Сергея, но он так плох, что уже несколько недель лежит в постели (у него гангрена на ногах). К нему ворвались тогда, когда ему делали перевязки. «Вы видите, что тут умирающий», — сказала Петерсу О. Н. Зайцева (сестра милосердия. — А. К.). Тот остановился и присутствовал при операции. Положение Сергея настолько серьёзно, что его не арестовали (17 декабря он скончался. — А. К.), зато увели Павла, Бориса, Гудовича, Сабурова и Б. Сабурова. Перерыли весь дом и возились до 7 часов утра... Нас не тронули. Всю ночь мы слышали, как пыхтели, подъезжая и останавливаясь, автомобили, и видели, как в полусвете сновали люди».

«Это был тот самый Петерс, при котором потом заработала «чрезвычайка» в Ростове-на-Дону. Чтобы не было слышно криков и выстрелов, там непрерывно работали два мотора. Расстреливали пачками, Петерс присутствовал, и часто за ним бегал сын лет 8–9-ти и просил: «Папа, дай я!».

Постепенно пришло осознание того, что разворачивающиеся в стране страшные события практически не оставляли подругам шансов остаться в живых. С огромным трудом с помощью больших финансовых усилий Наталью Сергеевну удалось перевести из заключения в лечебницу, а оттуда под видом сестры милосердия переправить в Киев, где её уже ждала княгиня Вяземская. Через некоторое время английский броненосец «Диамант», вопреки бытующим среди моряков предрассудкам, принял на борт подруг и направился к берегам Англии. Смотря на тающую вдали прибрежную полосу, Александра Гастоновна мечтала о том, что, выполнив долг перед Натальей Сергеевной, она обязательно вернётся в Россию.

Анализируя поступки княгини Александры Вяземской, понимаешь: всё, что она ценила в жизни, это был Человек! Она шла на любые жертвы ради спасения близких ей людей. Как писала её дочь, «она умела быть другом»! Именно это чувство, привитое ей в детстве в калужском имении её деда, заставило её броситься на спасение бывшего мужа Сиверса, арестованного сразу после убийства Урицкого и заключённого в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Желание спасти, протянуть руку помощи, облегчить страдания, двигало ею, когда она приютила у себя во Франции своих внуков, вывезенных из Советской России, а также сына Натальи Сергеевны и Великого Князя. Эти же чувства двигали ею, когда она вновь окунулась в пекло событий, происходивших в России.

Поселившись в Англии, в поместье, где до начала войны и возвращения в Россию Брасова проживала с Михаилом Александровичем и где в качестве домоправительницы жила миссис Джонсон, мать секретаря Великого Князя, Вяземская начала действовать. Продав ценные вещи и собрав необходимую сумму, она через Гибралтар, Суэц, Цейлон, Сингапур и Японию прибыла в Россию на поиски своего пропавшего мужа Вяземского. Телеграфные депеши из ставки атамана Семёнова в Чите картину не прояснили. Удача улыбнулась лишь в Омске. Разыскав ошеломлённого появлением жены супруга, Александра Гастоновна облегчённо вздохнула: княжеская чета покинула Россию и на этот раз уже навсегда.

Прожив какое-то время в благоприобрётенном доме в немецком Висбадене, они перебрались в Ниццу, а с 1928 года в Париж. В Ницце при финансовой поддержке влиятельных родственников Эшенов и Конде Вяземские открыли маленький ресторанчик под романтическим названием «Caf des Fleurs» («Цветочное кафе»). Там собирались известные представители эмиграции — бывший премьер Горемыкин, баронесса Икскуль, принц Мюрат Наполеон, меньшевик Церетели и другие, что, безусловно, вызывало повышенный профессиональный интерес у чекистов. Будучи в 1926 году в гостях у матери, Татьяна Александровна несколько раз посетила ресторан, и это не прошло незамеченным. Спустя годы, в Ленинграде, на допросе в НКВД в 1935 году, следователь просил перечислить всех, кого она видела и о чём велись разговоры. Татьяна Александровна старалась отвечать общими фразами, однако на прямой вопрос следователя: «Кто такая Наталья Сергеевна?» последовал прямой, но ложный ответ: «Не знаю».

Понимая, что рано или поздно волна репрессий новой власти всё равно настигнет родственников, оставшихся в Советской России (а так и случилось), Александра Гастоновна предложила дочери вывезти во Францию своего сына и племянника (своих внуков), что и было исполнено в 1926 году. Когда мальчики подросли, при содействии родной сестры Валентины Гастоновны, графини де Герн, удалось получить благотворительные стипендии. Валентина Гастоновна в то время стояла во главе пансиона для русских девочек, организованного знаменитой балериной Анной Павловой на одной из великолепных вилл в Сен-Клу.

Ребята получили высшее образование и французское гражданство.

Из письма внука нашей героини Дмитрия Борисовича Аксакова дяде в Аргентину.

«Триполи 14.06.1951 г. Любовь к старой России и ненависть к большевикам мне были переданы бабушкой и её мужем, покойным кн. Вяземским (которого я звал дядя Володя). Главной моей целью в жизни было до сих пор — выйти в люди. Благодаря Анне Павловой мне была дана материальная возможность закончить высшее образование, и я благодарен, что меня направили на техническую отрасль, благодаря которой я всегда и всюду могу иметь приличный заработок».

80-летняя княгиня Александра Гастоновна Вяземская умерла в ноябре 1952 года. В начале того же года она похоронила подругу Наталью Сергеевну Брасову. Обе покоятся в родовой усыпальнице Эшенов в центре Парижа, на закрытом кладбище в Пасси.

Могил у детей княгини нет. Сын Александр Александрович Сиверс расстрелян на Соловках в ночь с 28 на 29 октября 1929 года. Дочь Татьяна Александровна после семи лет сталинских лагерей и 25-летней ссылки покоится где-то под Ижевском. Могилы родителей нашей героини в Александро-Невской Лавре не сохранилось.

Родовой склеп семьи Чебышёвых в Калужской губернии разорён в 1930-е годы. Останки лейтенанта Штера, который был похоронен рядом с прославленным адмиралом, были выброшены, его золотое оружие и награды увезены сотрудниками органов. Цинковый гроб пущен местными жителями на вёдра, а алмазная крошка, украшавшая надгробие, — на стеклорезы.

Рядом со снесённым храмом, прямо на месте склепа, стоит дом одного из жителей, склеп служит погребом. На приусадебном участке, где когда-то располагалось приходское кладбище, разбит огород и ежегодно обильно плодоносит яблоневый сад…