Премьера спектакля состоялась 14 марта 1930 года. Еще в период подготовки «Женитьбы Фигаро» Станиславский договорился с Головиным о совместной работе над «Отелло». Здоровье Головина ухудшалось, контакты с театром осуществлялись по-прежнему через И. Я. Гремиславского, который проявлял невероятную деликатность и внимательность.
В июле 1927 года И.Я. Гремиславский поселяется в Детском Селе, чтобы быть рядом с Головиным и помогать ему в осуществлении работы над трагедией У.Шекспира «Отелло». Во время своего пребывания там он ведет дневниковые записи, частично опубликованные в сборнике статей и материалов «Иван Яковлевич Гремиславский».
Гремиславский о первоначальном замысле оформления «Отелло»:
6 июля 1927
«Александру Яковлевичу хочется сделать портал в стиле XVIII в., барельеф под дерево. Зеркала венецианские, темное золото. Человек в маске, одетый в черное с серебром, в темно-лиловых чулках, отодвигает и закрывает занавес с одной стороны на другую. Декорация же в веке XVI. Упорно ищет перемен – помимо вращающейся сцены опускающимися задниками, площадками на роликах <…>».
И.Я. Гремиславский, с. 242
Врачи предписали Головину лежать из-за отека ног. Работа продолжается по заведенному порядку: с 10-ти утра до вечера с отрывом на обед и короткий отдых.
24 июля 1927
«<…> Вечером зашел к Александру Яковлевичу. Вот уже 2-й день как он обещал приступить к эскизу и <…> увы, прошел без следа. Помимо болезни – у него ужасно ослабла воля. Мне кажется, он не может себя заставить, принудить к работе. Что с ним делать, ума не приложу. Сидели, разговаривали, он рассказывает любопытное явление с ним – временами им овладевают как бы галлюцинации орнаментов. Стоит ему закрыть глаза, как перед ним являются разнообразнейшие формы, он сейчас же берет карандаш и зарисовывает. Бывало, даже ночью во сне снятся какие-то декорации, убранство. Он просыпается и набрасывает. Когда он пишет портрет, он старается сильно вглядеться и потом набрасывает лицо модели по памяти. Если ему это удается – портрет выйдет, если нет – ничего не сделает. Эскизы костюмов, например, он старается, приглядевшись к фотографиям артистов, по памяти потом рисовать исполнителей <…>».
И.Я. Гремиславский, с. 247
Интересно, что эскизы костюмов для главных героев Отелло и Дездемоны, Головин пишет для конкретных актеров – Аллы Константиновны Тарасовой и Леонида Мироновича Леонидова. При подготовке «Женитьбы Фигаро» Станиславский наоборот подбирал актеров к созданным Головиным образам.
Алла Константиновна Тарасова была восхищена костюмами работы Надежды Петровны. Она пишет об этом и К.С. Станиславскому и А.Я. Головину.
«… Уже начали шить костюмы, главным персонажам – Ламанова. Декорации и костюмы чудесные. …»
А.К. Тарасова – К.С. Станиславскому 7 ноября 1929 г.Москва
«Костюмы Надежда Петровна шьет исключительно, и прекрасно, так что все изумительно оправдано…»
А.К. Тарасова – К.С. Станиславскому 11 января 1930
и Головину, художнику спектакля «Отелло»:
«Многоуважаемый Александр Яковлевич.
Не могу не выразить Вам своих самых искренних и горячих чувств. Я в полном восторге от Ваших костюмов, мои уже почти все готовы, вышли прекрасно, и, главное, я чувствую, что они мне дают так много, и кроме красоты своей они мне принесли и подсказали многое в роли. Каждый раз после примерки костюма я как будто получаю что-то и для роли. Думаю, что в середине марта мы сыграем долгожданный спектакль.
Материи и цвета подобраны очень удачно. Совершенно необыкновенно трогателен вышел первый костюм, в сенате, парчовый также очень интересен. Надежда Петровна Ламанова делает их превосходно.»
А.К. Тарасова – А.Я. Головину 11 января 1930 Москва
17-22 сентября 1927 К.С. Станиславский – Л.М. Леонидову, исполнителю роли Отелло:
«<…> Я ломаю себе голову, как и где показать замечательные костюмы туземцев, которые дал Головин? Они пройдут в сцене встречи на Кипре, но разве их рассмотришь в темноте? В приеме Лодовико, на этой лестнице, их можно показать, и они будут уместны по сквозному действия, потому что от этого усилится вся линия нарастающего в Отелло состояния <…>
Впрочем, как бы ни свихнуть с интимной постановки на слишком помпезную. Тут надо уловить какую-то меру. Приезд победителя в покоренный город или официальный прием посла и в интимной обстановке не должен быть жалким. Что касается Кипра, то там все предусмотрено, чтоб не слишком разойтись в постановочном смысле. Ведь там всего для прохода одна дорожка наверху стены, да внизу у двери и на камнях можно показать угнетенных туземцев, прилепившихся к стене и смотрящих на проход кораблей Отелло (опять так, чтоб показать костюмы Головина).
Что касается приема Лодовико, то он вышел постановочнее, чем я ожидал, но уж очень Головину хотелось лестницу, и я не мог ему отказать. Ну, а раз что есть лестница, то на ней полного интима никак не создашь <…>. (К.С. Станиславский. Собр. соч., т.8, с. 204)А.Я. Головин и И.Я. Гремиславский за обсуждением макета для постановки трагедии У. Шекспира «Отелло» в Детском Селе 1929-1930 гг
Судьба этого спектакля поистине драматична. Столь принципиально важная и сложная для МХАТ'а задача воплощения трагедии Шекспира не могла быть разрешена в создавшихся условиях. Головин, смертельно больной, работал над эскизами декораций. Станиславский был за границей, еле оправляясь после тяжелого сердечного приступа. Страдавший боязнью пространства исполнитель роли Отелло Л.М. Леонидов гениально играл на репетициях, но не мог овладеть собой на сцене. От Головина скрывали положение дел, от Станиславского это скрыть было невозможно. Из писем он знал, что «между эскизами Головина и исполненными декорациями – дистанция огромного размера». Насколько хорошо было выполнено «Фигаро», настолько «плохо в живописном смысле выполнено «Отелло», - писала секретарь Станиславского Р.К. Таманцева.
Но дело заключалось не только в плохом исполнении декораций. Сами эскизы были на этот раз излишне пышны, пестры, дробны. По-прежнему были хороши многие костюмы. Некоторые (Кассио, Яго, киприоты) даже приобрели особую наполненность человеческих характеристик. Но в декорациях уже не ощущалось твердой организующей воли мастера. У художника не хватало сил справиться с изобилием рождающихся образов, чрезмерностью узорочья, орнаментальности, детализации.
Положение осложнялось тем, что здоровье не позволяло и Станиславскому активно заниматься спектаклем (по его режиссерскому плану постановку осуществлял И. Я. Судаков, Станиславский спектакля так и не увидел). Не все в режиссерских предложениях устраивало Головина. К тому же вместо планировок Станиславского ему пересылали макеты, сделанные по указаниям режиссуры В. А. Симовым, хотя трудно представить себе более несовпадающих художников. Узорчатые, импозантные эскизы Головина несли на себе печать его мастерства, его стиля, великолепны были костюмы (как всегда), но события не произошло. Через месяц после премьеры Головин скончался (17 апреля 1930 г.). М. Н. Пожарская в своей книге «Александр Головин» (М. , 1990) пишет: «Не хочется и не нужно в «Отелло» видеть финал творчества Головина. Оно закончилось аккордом радостных созвучий «Женитьбы Фигаро».
«Отелло» не получил достаточного освещения в прессе, так как спектакль прошел всего десять раз (в последний раз 25 мая 1930 г) из-за гибели В. А. Синицына (Яго) и непреодолимых для Л. М. Леонидова (Отелло) психологических нагрузок в роли. Критикой не было рассмотрено и установлено, насколько постановка, осуществленная Судаковым, соответствовала режиссерскому плану Станиславского, который затем выдержал две публикации и по сегодняшний день читается как самостоятельное художественное произведение.
С договором между Надеждой Ламановой и театром можно ознакомиться в разделе «Договоры».
Использованные источники: 🕮 Головин. Сборник. Л.—М.:Искусство, 1960, с. 256. 🕮 М.Н. Пожарская «Александр Головин: Путь художника. Художник и время». Советский художник М., 1990 🕮 Московский Художественный Театр в иллюстрациях и документах. 1898-1938 гг. Издание московского ордена Ленина Художественного Академического театра Союза ССР имени М.Горького, Москва, 1938 г.
