ВЕРА ВЛАДИМИРОВНА ШЕБЕКО

Вера Владимировна Шебеко (по первому браку Джамбакуриан-Орбелиани), урожденная графиня Клейнмихель, родилась 31 июля 1877 года в семье графа Владимира Петровича Клейнмихеля (1839-1882) и графини Екатерины Петровны Клейнмихели (урожденной княжны Мещерской 1846-1924). Отец, Владимир Петрович, генерал-майор, с 1879 года командовал батальоном лейб-гвардии Семёновского полка. Мать, Екатерина Петровна, служила фрейлиной Императрицы Марии Александровны, жены Императора Александра II, с 01 декабря 1866 года до тех пор пока не вступила в брак с Владимиром Петровичем (08 января 1871 года).

В связи с болезнью (чахотка), по совету врача, Екатерина Петровна была вынуждена жить в Крыму, в местечке под названием Кореиз, что находится в семи километрах от Ливадийского дворца, куда приезжали отдыхать члены Императорской фамилии.

В своих мемуарах «В тени царской короны» Вера Владимировна подробно описывает пребывание в 1890-х гг. в Ливадии, Кореизе и Ялте Императрицы Марии Федоровны, цесаревича Николая II, Великого Князя Сергея Александровича и Великой Княгини Елизаветы Федоровны. В 1896 году, после коронации цесаревича Николая II, Вера Владимировна была назначена фрейлиной его супруги — Императрицы Александры Федоровны.

В.В. Клейнмихель нечасто приходилось служить фрейлиной, отчего она даже думала, что Императрица Александра Федоровна ее не запомнила и не знает. Иначе сложились отношения Веры Владимировны и старшей сестры Императрицы — Великой Княгини Елизаветы Федоровны, к которой она ездила в Москву на благотворительные базары. Много теплых воспоминаний было связано с ее пребыванием в доме Великокняжеской четы. Они стали настолько близки, что когда Вера Владимировна объявила Елизавете Федоровне о помолвке с Князем Дмитрием Ивановичем Джамбакуриан-Орбелиани (1875-1922), Великая Княгиня выразила свое желание быть на свадьбе посаженой матерью и настояла на том, чтобы подвенечное платье было заказано у Надежды Петровны Ламановой, уже получившей к тому моменту звание ее Поставщицы.

Описываемые события относятся к 1899-1900 годам. Осенью 1899 года Князь Дмитрий Иванович, приходившийся братом свитной фрейлине Императрицы Александры Фёдоровны, — Софье Ивановне Джамбакуриан-Орбелиани (1874-1915), сделал предложение Вере Владимировне стать его женой. Молодые условились держать помолвку в тайне, ведь они хотели получше узнать друг друга и проверить чувства. Однако, Софья Ивановна Орбелиани, по-видимому, узнала об этом, потому что через нее Императрица Александра Федоровна приказала Вере Владимировне немедленно сказать о помолвке графине Екатерине Петровне Клейнмихель. Вера Владимировна, возмутившись, тем не менее исполнила волю Императрицы 19 января 1900 года, сообщив матери о том, что она стала невестой. Рассказ далее пойдет от лица самой В.В. Клейнмихель:

«На страстной неделе мы вместе с Митей говели. Разговлялись у мама. Свадьба была на Красную горку 19-го апреля. Волнения было очень много. Подвенечное платье, заказанное у Ламановой в Москве, появилось только 18-го апреля, да и то только юбка со шлейфом, лиф же не пришел. На последний взволнованный телефон Лены в Москву Ламановой она ответила, что лиф готов, и посылается с последним поездом:

— Волноваться нечего, приедет вовремя.

Лена с негодованием повесила трубку. Я хотела обратиться к моей обычной француженке портнихе, умоляя ее из имеющихся стареньких кружев скроить и доделать лиф на мне. Но Лена резонно ответила, что она была так обижена, что не ей заказали свадебное платье, что, наверно, не согласится в последнюю минуту исполнить нашу просьбу. Появившаяся мадемуазель Виансон постаралась всех успокоить, уверяя, что Ламанова не подведет. У Мити в это время был мальчишник, так что и с ним нельзя было отвести душу. Все же мои подруги утверждали, что если на следующее утро лифа не будет, они меня забинтуют в кружева, и на мне выкроят и смечут рукава. Все это мало меня успокаивало. Я была очень не в духе, когда Мама, прощаясь со мной на ночь, перекрестив меня, сказала:

— Ничего, Веринька, все устроится.

Я ей отвечала:

— Тебе-то хорошо, Мама, а каково мне, когда я окажусь без платья. Она улыбнулась и промолчала. Наконец, я очутилась одна в кровати и начала громко ругаться, обзывая Ламанову всеми самыми ужасными ругательствами, которые могла только припомнить. Когда весь мой раж вышел, я погрузилась в разные размышления, сомнения и угрызения совести в отношении к Мама за всю мою жизнь.

Утром девушка меня с трудом разбудила к кофе, утешив меня, что от Ламановой ни слуха, ни духа. Через полчаса зашла Мама с радостным лицом, неся в руках злосчастный лиф. Мы нежно поцеловались, и я сказала, что бегу купаться и, одевшись, приду к ней, чтобы перед ее зеркалом примерить все платья. Каково было мое отчаяние, когда моя девушка Надежда, чудная горничная и портниха, но горькая пьяница, с грустью мне заявила:

— Ваше Сиятельство, корсаж на спине не сходится с юбкой, не хватает трех сантиметров.

Когда она стала передо мной, чтобы рассмотреть перед, я хорошенько заглянула в ее глаза, думая, что она уже пьяна, но она была вполне трезвая.

— Что же нам делать? — спросила я.

— Я сейчас же распущу низ корсажа и посмотрю, нельзя ли его выпустить. Только времени очень мало: сейчас двенадцать часов, а свадьба-то в два.

Съев что-то наскоро, я побежала к Надежде, которая все распустила и старалась придать какую-то форму поясу, пришитому к юбке. Подумав, она сказала:

— Самое лучшее, наденьте платье, как есть, и я на Вас пришью корсаж к поясу юбки. Конечно, не будет очень крепко, но Вы поменьше двигайтесь.

Я ей была и за это благодарна. Скоро пришел парикмахер Луи, меня подвить и надеть фату. Подруги, желавшие, кажется, «воткнуть шпильку», получили от меня отпор, с просьбой передавать шпильки Луи, на что они согласились. Наконец, я была готова. Вместо дяди Никса, который был за границей, моим посаженым был Боря Васильчиков, а вместо Императрицы Марии Федоровны была Мари. Кто был мальчик с Образом, не помню, кажется, кто-то из Толстых.

Снег валил большими мокрыми хлопьями. Никс был мой старший шафер, их было много, но я их не помню, ни Митиных, ни своих.

Свадьба, конечно, была в полковой церкви на Шпалерной. Молилась я машинально, хоть и понимала, какое таинство совершается.

Когда при хождении вокруг аналоя, кто-то сильно наступил мне на шлейф, и что-то затрещало, я горячо помолилась, чтобы не остаться голой, и чтобы Надеждино шитье выдержало. Оно выдержало до конца.

На обратном пути в карете я передала Мите все, что случилось, и описала ему все мои волнения относительно платья. Он от души меня пожалел. При входе домой Мама и Боря, дядя Пека и, кажется, тетя Катя встречали нас с образами и с хлебом-солью. Скоро начали съезжаться все гости, и началось поздравление с шампанским. Я переоделась и сразу почувствовала большое облегчение, поблагодарив от души Надежду, что она меня выручила. День весь прошел в суете, в разговорах, в смехе и веселье. Митю товарищи потащили укладывать вещи на его квартире. В этот вечер мы уезжали в Кореиз, с остановкой в Москве для свидания с Елизаветой Федоровной, которая желала нас благословить.

К моему огорчению, Мама не позволила мне взять с собой Надежду и заменила ее своей Матреной. Бедную же мою Надежду решено было рассчитать за ее пьянство. Я ее очень любила даже пьяненькой, потому что она становилась тогда веселой и словоохотливой. В единственные минуты, когда я ее боялась, это когда она, перепив, падала у меня в комнате на пол и протестовала, когда я хотела ее тащить в ее комнату на кровать. Она желала спать до утра у меня на полу.

Свадебный обед прошел быстро и весело. На этом обеде, кроме обеих семей, ближайших свойственников, моих приятельниц и шаферов, никого из посторонних не было. После обеда Мама под предлогом, чтобы я чего-нибудь не забыла, пошла в мою комнату. Она молча посидела со мной, нежно обняв. Зная, как тяжела ей разлука со мной, я смогла только сказать:

— Бедная Мама.

Она мне улыбнулась:

— Ничего, Веринька, я буду очень занята, а потом ты с Митей приедешь в Дмитриевское меня навестить.

Она подавила невольный вздох и весело добавила:

— У меня еще остается Никс.

Обнявшись, мы вернулись в гостиную. Скоро пришлось прощаться и ехать на вокзал. Провожали, конечно, Никс, Эттеры, Петя и Маруся, Соня, Маруся, Олимпиада, Маруся и Коля Сперанские и шаферы. Проводы были такие же, как всегда в этих случаях. Поезд тронулся, и мы покатили в Москву, куда прибыли утром и остановились в гостинице «Дрезден»».

В Москве Великая Княгиня Елизавета Федоровна благословила брак Веры Владимировны и Дмитрия Ивановича Джамбакуриан-Орбелиани. Но, увы, прожив вместе несколько лет, они все же развелись, и Вера уже в эмиграции повторно вышла замуж за троюродного брата Вадима Николаевича Шебеко, в браке с которым родилась первая и единственная для нее дочь Вера (1919-1998).

Вера Владимировна больше не упоминала Надежду Петровну Ламанову в своих воспоминаниях. Не была она и на костюмированном бале 1903 года. Как объяснила Софья Ивановна Орбелиани, Императрица Александра Федоровна включила Веру Владимировну и ее брата в список бедных, которым приглашение не было послано.

Мирные воспоминания Веры Владимировны на этом, кажется, и заканчиваются. 24 января 1918 года, ее брата близнеца приговорят к расстрелу за его бесконечную преданность царю, родине и православию. А дальше ее ждут годы, прожитые вдали от России — в Париже, куда уезжали многие эмигранты.

Вера Владимировна и ее супруг Вадим Николаевич Шебеко, скончались в 1940-х — он в 1943-м, она в 1946-м году. Вера Владимировна похоронена на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Использованные источники:
🕮 Фрейлина Вера Клейнмихель, графиня Екатерина Клейнмихель. «В тени царской короны» - Симферополь: Бизнес-Информ, 2019. - 352 с.

• http://rodoslovnaya.org/ru/wiki/index/index/page_id/334320/name/Персональные+страницы%3AШебеко+Вадим+Николаевич